Старик voinaimir1 Болконский voinaimir1 всегда voinaimir1 был voinaimir1 невысокого voinaimir1 мнения voinaimir1 о voinaimir1 характере voinaimir1 князя voinaimir1 Василья, voinaimir1 и voinaimir1 тем voinaimir1 более voinaimir1 в voinaimir1 последнее voinaimir1 время, voinaimir1 когда voinaimir1 князь voinaimir1 Василий voinaimir1 в voinaimir1 новые voinaimir1 царствования voinaimir1 при voinaimir1 Павле voinaimir1 и voinaimir1 Александре voinaimir1 далеко voinaimir1 пошел voinaimir1 в voinaimir1 чинах voinaimir1 и voinaimir1 почестях. voinaimir1 Теперь voinaimir1 же, voinaimir1 по voinaimir1 намекам voinaimir1 письма voinaimir1 и voinaimir1 маленькой voinaimir1 княгини, voinaimir1 он voinaimir1 понял, voinaimir1 в voinaimir1 чем voinaimir1 дело, voinaimir1 и voinaimir1 невысокое voinaimir1 мнение voinaimir1 о voinaimir1 князе voinaimir1 Василье voinaimir1 перешло voinaimir1 в voinaimir1 душе voinaimir1 князя voinaimir1 Николая voinaimir1 Андреича voinaimir1 в voinaimir1 чувство voinaimir1 недоброжелательного voinaimir1 презрения. voinaimir1 Он voinaimir1 постоянно voinaimir1 фыркал, voinaimir1 говоря voinaimir1 про voinaimir1 него. voinaimir1 В voinaimir1 тот voinaimir1 день, voinaimir1 как voinaimir1 приехать voinaimir1 князю voinaimir1 Василью, voinaimir1 князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.

-- Слышите, как ходит, -- сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. -- На всю пятку ступает -- уж мы знаем...

Однако, как обыкновенно, в 9-м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.

-- А проехать в санях можно? -- спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.

-- Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.

Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. "Слава тебе, Господи, -- подумал управляющий, -- пронеслась туча!"

-- Проехать трудно было, ваше сиятельство, -- прибавил управляющий. -- Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?

Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.

-- Что? Министр? Какой министр? Кто велел? -- заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. -- Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!

-- Ваше сиятельство, я полагал...

-- Ты полагал! -- закричал князь, все поспешнее и несвязнее выговаривая слова. -- Ты полагал... Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, -- и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. -- Полагал! Прохвосты! -- торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости -- отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: "прохвосты! закидать дорогу!" не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.

Перед обедом княжна и m-lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m-lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: "Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда", и княжна Марья -- бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m-lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: "сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила", и т. п.

Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.

-- Др... или дура!... -- проговорил он.

"И той нет! уж и ей насплетничали", подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.

-- А княгиня где? -- спросил он. -- Прячется?...

-- Она не совсем здорова, -- весело улыбаясь, сказала m-llе Bourienne, -- она не выйдет. Это так понятно в ее положении.

-- Гм! гм! кх! кх! -- проговорил князь и сел за стол.

Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.

-- Я боюсь за ребенка, -- говорила она m-lle Bourienne, -- Бог знает, что может сделаться от испуга.

Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m-lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.

-- Il nous arrive du monde, mon prince, -- сказала m-lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. -- Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, à ce que j'ai entendu dire? -- вопросительно сказала она.

-- Гм... эта excellence мальчишка... я его определил в коллегию, -- оскорбленно сказал князь. -- А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. -- И он посмотрел на покрасневшую дочь.

-- Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.

-- Нет, mon père.

Как ни неудачно попала m-lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.

После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.

Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.

-- Да, тяжесть какая-то, -- отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.

-- Не нужно ли чего?

-- Нет, merci, mon père.

-- Ну, хорошо, хорошо.

Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.

-- Закидана дорога?

-- Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.

Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.

-- Ну, хорошо, хорошо.

Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.

Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.

Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.

Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто-то такой почему-то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Все это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.

Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным