крикнул чей-то voinaimir1 голос voinaimir1 сзади.

Ростов voinaimir1 не voinaimir1 подумал voinaimir1 о voinaimir1 том, voinaimir1 что voinaimir1 значит voinaimir1 требование voinaimir1 носилок: voinaimir1 он voinaimir1 бежал, voinaimir1 стараясь voinaimir1 только voinaimir1 быть voinaimir1 впереди voinaimir1 всех; voinaimir1 но voinaimir1 у voinaimir1 самого voinaimir1 моста voinaimir1 он, voinaimir1 не voinaimir1 смотря voinaimir1 под voinaimir1 ноги, voinaimir1 попал voinaimir1 в voinaimir1 вязкую, voinaimir1 растоптанную voinaimir1 грязь voinaimir1 и, voinaimir1 споткнувшись, voinaimir1 упал voinaimir1 на voinaimir1 руки. voinaimir1 Его voinaimir1 обежали voinaimir1 другие.

-- voinaimir1 По voinaimir1 обоий voinaimir1 сторона, voinaimir1 ротмистр, voinaimir1 -- voinaimir1 послышался voinaimir1 ему voinaimir1 голос voinaimir1 полкового voinaimir1 командира, voinaimir1 который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.

Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:

-- Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! -- сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.

-- Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, -- сказал полковник.

-- Э! виноватого найдет, -- отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

-- -- -

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.

"Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?" Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.

-- Ох! достанется гусарам! -- говорил Несвицкий, -- не дальше картечного выстрела теперь.

-- Напрасно он так много людей повел, -- сказал свитский офицер.

-- И в самом деле, -- сказал Несвицкий. -- Тут бы двух молодцов послать, все равно бы.

-- Ах, ваше сиятельство, -- вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но все с своею наивною манерой, из-за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. -- Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам-то кто же Владимира с бантом даст? А так-то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.

-- Ну, -- сказал свитский офицер, -- это картечь!

Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.

На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.

-- О, ох! -- охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. -- Посмотрите, упал один, упал, упал!

-- Два, кажется?

-- Был бы я царь, никогда бы не воевал, -- сказал Несвицкий, отворачиваясь.

Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.

-- Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.

Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто-то: "Носилки!". Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.

-- Оооо!... Бросьте, ради Христа, -- закричал раненый; но его все-таки подняли и положили.

Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего-то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково-глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса... там тихо, счастливо... "Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, -- думал Ростов. -- Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут... стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность... Вот опять кричат что-то, и опять все побежали куда-то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня... Мгновенье -- и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья"...

В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни -- все слилось в одно болезненно-тревожное впечатление.

"Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!" прошептал про себя Ростов.

Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.

-- Что, бг'ат, понюхал пог'оху?... -- прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.

"Все кончилось; но я трус, да, я трус", подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.

-- Что это было, картечь? -- спросил он у Денисова.

-- Да еще какая! -- прокричал Денисов. -- Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака -- любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.

И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.

"Однако, кажется, никто не заметил", думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.

-- Вот вам реляция и будет, -- сказал Жерков, -- глядишь, и меня в подпоручики произведут.

-- Доложите князу, что я мост зажигал, -- сказал полковник торжественно и весело.

-- А коли про потерю спросят?

-- Пустячок! -- пробасил полковник, -- два гусара ранено, и один наповал, -- сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал.

Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно-расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб