от Денисова voinaimir1 до voinaimir1 горниста, voinaimir1 показалась voinaimir1 около voinaimir1 губ voinaimir1 и voinaimir1 подбородка voinaimir1 одна voinaimir1 общая voinaimir1 черта voinaimir1 борьбы, voinaimir1 раздраженности voinaimir1 и voinaimir1 волнения. voinaimir1 Вахмистр voinaimir1 хмурился, voinaimir1 оглядывая voinaimir1 солдат, voinaimir1 как voinaimir1 будто voinaimir1 угрожая voinaimir1 наказанием. voinaimir1 Юнкер voinaimir1 Миронов voinaimir1 нагибался voinaimir1 при voinaimir1 каждом voinaimir1 пролете voinaimir1 ядра. voinaimir1 Ростов, voinaimir1 стоя voinaimir1 на voinaimir1 левом voinaimir1 фланге voinaimir1 на voinaimir1 своем voinaimir1 тронутом voinaimir1 ногами, voinaimir1 но voinaimir1 видном voinaimir1 Грачике, voinaimir1 имел voinaimir1 счастливый voinaimir1 вид voinaimir1 ученика, voinaimir1 вызванного voinaimir1 перед voinaimir1 большою voinaimir1 публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего-то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.

-- Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! -- закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.

Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб-ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб-ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.

-- Да что? -- сказал он Денисову, -- не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.

-- Чог'т их знает, что делают -- проворчал Денисов. -- А! Г'остов! -- крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. -- Ну, дождался.

И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.

Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.

-- Ваше пг`евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.

-- Какие тут атаки, -- сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. -- И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.

Эскадрон перешел мост и вышел из-под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.

Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.

Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.

-- Полковник, -- сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, -- велено остановиться, мост зажечь.

-- Кто велено? -- угрюмо спросил полковник.

-- Уж я и не знаю, полковник, кто велено, -- серьезно отвечал корнет, -- но только мне князь приказал: "Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост".

Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.

-- Как же, полковник, -- кричал он еще на езде, -- я вам говорил мост зажечь, а теперь кто-то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.

Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:

-- Вы мне говорили про горючие вещества, -- сказал он, -- а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.

-- Да как же, батюшка, -- заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, -- как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?

-- Я вам не "батюшка", господин штаб-офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт...

-- Ну, вот всегда так, -- махнув рукой, сказал Несвицкий. -- Ты как здесь? -- обратился он к Жеркову.

-- Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.

-- Вы сказали, господин штаб-офицер, -- продолжал полковник обиженным тоном...

-- Полковник, -- перебил свитский офицер, -- надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.

Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб-офицера, на Жеркова и нахмурился.

-- Я буду мост зажигайт, -- сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он все-таки сделает то, что должно.

Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2-му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.

"Ну, так и есть, -- подумал Ростов, -- он хочет испытать меня! -- Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. -- Пускай посмотрит, трус ли я" -- подумал он.

Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.

-- Живо! Живо! -- проговорило около него несколько голосов.

Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, -- ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что-то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.

-- Носилки! --