чувства.

-- Сколько voinaimir1 раз voinaimir1 я voinaimir1 вас voinaimir1 просила, voinaimir1 -- voinaimir1 сказала voinaimir1 она, voinaimir1 -- voinaimir1 не voinaimir1 брать voinaimir1 моих voinaimir1 вещей, voinaimir1 у voinaimir1 вас есть своя комната.

Она взяла от Николая чернильницу.

-- Сейчас, сейчас, -- сказал он, мокая перо.

-- Вы все умеете делать не во-время, -- сказала Вера. -- То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.

Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.

-- И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, -- все одни глупости!

-- Ну, что тебе за дело, Вера? -- тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.

Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.

-- Очень глупо, -- сказала Вера, -- мне совестно за вас. Что за секреты?...

-- У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, -- сказала Наташа разгорячаясь.

-- Я думаю, не трогаете, -- сказала Вера, -- потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.

-- Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, -- сказал Борис. -- Я не могу жаловаться, -- сказал он.

-- Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, -- сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. -- За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, -- сказала она, обращаясь к Вере, -- потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие -- делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, -- проговорила она скоро.

-- Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком...

-- Ну, добилась своего, -- вмешался Николай, -- наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.

Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.

-- Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, -- сказала Вера.

-- Madame de Genlis! Madame de Genlis! -- проговорили смеющиеся голоса из-за двери.

Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

-- -- -

В гостиной продолжался разговор.

-- Ah!chère, -- говорила графиня, -- и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, нашего состояния нам не надолго! И все это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это все устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.

-- Ах, душа моя! -- отвечала княгиня Анна Михайловна. -- Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, -- продолжала она с некоторою гордостью. -- Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого-нибудь из этих тузов, я пишу записку: "princesse une telle желает видеть такого-то" и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне все равно, что бы обо мне ни думали.

-- Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? -- спросила графиня. -- Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?

-- Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на все согласился, доложил государю, -- говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв все унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.

-- Что он постарел, князь Василий? -- спросила графиня. -- Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, -- вспомнила графиня с улыбкой.

-- Все такой же, -- отвечала Анна Михайловна, -- любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriené la tête du tout. "Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, -- он мне говорит, -- приказывайте". Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, -- продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, -- до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает все, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, à la lettre нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. -- Она вынула платок и заплакала. -- Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении... Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, -- ведь он крестил Борю, -- и назначить ему что-нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.

Графиня прослезилась и молча соображала что-то.

-- Часто думаю, может, это и грех, -- сказала княгиня, -- а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один... это огромное состояние... и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.

-- Он, верно, оставит что-нибудь Борису, -- сказала графиня.

-- Бог знает, chère amie! Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я все-таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, все равно, когда судьба сына зависит от этого. -- Княгиня поднялась. -- Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.

И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.

-- Прощай, душа моя, -- сказала она графине, которая провожала ее до двери, -- пожелай мне успеха, -- прибавила она шопотом от сына.

-- Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chère? -- сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. -- Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chère. Ну, посмотрим, как-то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.

-- Mon cher Boris, -- сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой,