-- Я очень жалею бедного графа, -- проговорила гостья, -- здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
-- Что такое? -- спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
-- Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, -- проговорила гостья, -- этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
-- Скажите! -- сказала графиня.
-- Он дурно выбирал свои знакомства, -- вмешалась княгиня Анна Михайловна. -- Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина -- того отец как-то замял. Но выслали-таки из Петербурга.
-- Да что, бишь, они сделали? -- спросила графиня.
-- Это совершенные разбойники, особенно Долохов, -- говорила гостья. -- Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где-то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
-- Хороша, ma chère, фигура квартального, -- закричал граф, помирая со смеху.
-- Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
-- Насилу спасли этого несчастного, -- продолжала гостья. -- И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! -- прибавила она. -- А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот все воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
-- Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? -- спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. -- Ведь у него только незаконные дети. Кажется... и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
-- У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
-- Вот в чем дело, -- сказала она значительно и тоже полушопотом. -- Репутация графа Кирилла Владимировича известна... Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
-- Как старик был хорош, -- сказала графиня, -- еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
-- Теперь очень переменился, -- сказала Анна Михайловна. -- Так я хотела сказать, -- продолжала она, -- по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю... так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, -- прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
-- Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, -- сказала гостья.
-- Да, но, entre nous, -- сказала княгиня, -- это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
-- Однако, ma chère, это славная штука, -- сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. -- Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим все его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. -- Так, пожалуйста же, обедать к нам, -- сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что-то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
-- А, вот она! -- смеясь закричал он. -- Именинница! Ma chère, именинница!
-- Ma chère, il y a un temps pour tout, -- сказала графиня, притворяясь строгою. -- Ты ее все балуешь, Elie, -- прибавила она мужу.
-- Bonjour, ma chère, je vous félicite, -- сказала гостья. -- Quelle délicuse enfant! -- прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему-то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из-под юбочки.
-- Видите?... Кукла... Мими... Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей все смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
-- Ну, поди, поди с своим уродом! -- сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. -- Это моя меньшая, -- обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое-нибудь участие.
-- Скажите, моя милая, -- сказала она, обращаясь к Наташе, -- как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем все это молодое